— Так, значит, цветочки от него?! — Говард подошел к вазе, вырвал букет и бросил его на пол. — Значит, ты променяла меня на жалкие букеты?
— Жалкие?! На дорогие и со вкусом составленные букеты! — с достоинством возразила Элеонора. Она наклонилась, чтобы поднять букет, но Гарольд опередил ее, подхватил цветы и зашвырнул их в другой угол гостиной. Белоснежные лилии рассыпались по ковру и скатерти. — Как ты смеешь?! — Элеонора отвесила бывшему мужу увесистую пощечину. — Не ты дарил мне эти цветы, чтобы выбрасывать их!
Говард прижал руку к своей щеке, на которой тут же заполыхал красный след, больше напоминавший след от ожога, чем от пощечины.
Воистину рыжая бестия, изумилась про себя Олли, поражаясь тому, как долго эта страстная тигрица скрывалась под маской сдержанной и безупречно вежливой миссис Блэкмур.
— Вы совсем спятили, — простонал Сирил, который едва ли больше, чем Олли, был готов к подобной сцене. — Мама, что у тебя с лицом? — Он направился к ней, но та мгновенно прикрыла левую щеку, которая и Олли показалась подозрительной.
— Ничего… — Элеонора отпрянула от сына. — Это всего лишь… последствия болезни.
— Как бы не так, — хмыкнул Говард. — Еще скажи, что это я тебя ударил. Твоя любимая мамочка, Сирил, напудрила свое нежное личико, чтобы выглядеть болезненно бледной. Разумеется, в том полумраке, который Нора устроила у себя в комнате, грим в глаза не бросался. Зато здесь…
Говард взял прижатую руку Элеоноры за кисть и ее же ладонью провел по ее щеке. Потом отнял ее руку от лица и показал всем ладонь.
Сирил присмотрелся к ее ладони, и Олли прочитала на его лице хорошо знакомое выражение: в темных глазах зажегся мрачный огонек, а крылья носа гневно затрепетали. Подойдя чуть ближе к этой живописной группе, Олли увидела то же, что и Сирил: ладонь миссис Блэкмур была покрыта слоем очень светлой пудры.
— Что я говорил?! — торжествующе уставился на Сирила отец. — Твоя мать ловкая манипуляторша. Помнишь ее аллергию на собачью шерсть? Так вот, сынок, и ее она выдумала, лишь бы не осложнять себе жизнь… У тебя ведь все должно быть идеально, не так ли, Нора? — повернулся он к ней. — Идеальный дом, идеальный сын, идеальная невестка… Вот беда — идеального мужа ты так до сих пор и не нашла!
Говард метнул на молчавшую Элеонору гневный взгляд, процедил сквозь зубы что-то невнятное и быстро вышел из гостиной. Сирил немигающим взглядом смотрел на мать, а Олли только теперь поняла, почему из всех девушек Сирил Блэкмур выбрал ту, что была так бесконечно далека от идеала…
И все же, как это ни странно, Олли не испытывала к своей разоблаченной свекрови ни ненависти, ни отвращения. Она даже подумала, что впервые видит в миссис Блэкмур настоящую живую женщину.
— Как ты могла? — тихо спросил у матери Сирил, но та ничего не ответила.
Гордо подняв голову и расправив плечи, Элеонора удалилась в свои покои. Что и говорить, эта женщина умела взять себя в руки и выйти из любого положения с достоинством настоящей леди.
В отличие от своего отца, Сирил не устраивал бурных сцен, но Олли даже жалела, что в этом они с Говардом не похожи. Из мрачного Сирила невозможно было вытянуть ни слова — после того как Олли села рядом с ним в машину, он молчал и только смотрел на дорогу.
— Мне не нравится, что ты отмалчиваешься, — сказала ему Олли, когда они добрались до дома.
Рэдди, обрадованный возвращением хозяйки, едва не запрыгнул к ней на руки, и она принялась гладить и целовать его.
— А что тут скажешь? — сухо поинтересовался у нее Сирил. — Моя мать лгунья, мне стыдно за нее и за себя. Я не ожидал от нее такого предательства.
— Знаешь, Сирил, я не собираюсь тебя утешать, — спокойно заметила Олли и тут же поймала на себе его заинтересованный взгляд. — Мне не нравится, что ты играешь в маленького мальчика, который только что узнал, что Санта-Клаус — всего лишь выдумка. — Она взяла на руки Рэдди и устроилась с ним на диване. — Ты знал, что твоя мать далеко не совершенство, но тебе не хотелось в этом признаваться. Тогда пришлось бы окончательно взрослеть, а ты этого боялся. Даже когда мы встретились с тобой, ты еще не был готов к тому, чтобы повзрослеть. Завтраки у мамы, ужины у мамы, постоянные мамины звонки… Я не осуждаю: она была самым близким для тебя человеком, женщиной, которая тебя воспитала. Ты пытался оправдать ее ожидания, чтобы быть к ней ближе. Ты боялся, что если не станешь совершенством, то она оставит тебя, как оставил отец. Потому тебе было так страшно взрослеть, потому ты и закрывал глаза на все выходки миссис Блэкмур, а ведь я знаю, что с Тори Грендел она сражалась не менее жестоко, чем со мной. — Олли грустно улыбнулась, а затем продолжила: — Но вот ты полюбил, к тебе вернулся отец, которого ты считал погибшим. И тебе пришлось повзрослеть Сирил, а это не всегда легко и не всем удается. И если ты сейчас продолжишь играть в разочарованного и обманутого мальчика, то навсегда останешься маленьким Сирилом. А я этого не хочу. Да и сам ты этого не хочешь. Думаю, и твоя мама в глубине души не очень-то хочет, чтобы ты остался ее маленьким сыночком. Эва часто спрашивала меня, почему я не поговорю с тобой о твоей матери. Так вот теперь я могу ответить: потому что ты не был готов услышать правду о ней. Для тебя самым главным было то, что мать любит тебя, остальное не имело значения. И я тебя понимаю, Сирил, поэтому и молчала так долго. А еще потому, что я в чем-то понимаю миссис Блэкмур. У нее никогда не было «мужа мечты», и она надеялась, что «сын мечты» уж точно оправдает ее ожидания. Ей не удалось удержать рядом с собой мужа, поэтому она приложила все старания, чтобы удержать возле себя сына. Твоя жена, с ее точки зрения, должна была быть настоящим идеалом — ведь только к такой она могла бы тебя отпустить. Но ни одна женщина не выдержит конкуренции рядом с таким совершенством, как миссис Блэкмур. Твоя мать не учла лишь одного: того, что ты, как это было и с твоим отцом, выберешь женщину, которая будет совсем на тебя не похожа. Безнадежно далекую от совершенства женщину, которую ты полюбишь так сильно, что не сможешь остаться послушным ребенком, которому дозволены лишь те игрушки, что одобрены его мамой…